Сергей Лукьяненко - Пристань желтых кораблей. [сб.]
Лида отстегнула булавку, скрепляющую слишком широкий костюм наследника Тутти, и с удовольствием ткнула куклу в тугой живот. Игорь Константинович за кулисами пискнул в один тон с выходящим из куклы воздухом.
— А еще мне не нравятся сказки, где дети воюют за взрослых, и жизнь, где взрослые играют с надувными куклами. И то, что мы все время играем, импровизируя на ходу, не нравится.
Бросив обмякшую куклу, Булкина пошла за кулисы. А сидящий в зале председатель сельсовета вдруг встрепенулся и закричал:
— Граждане! Все мы знаем, какое тяжелое положение сложилось в столице нашей родины! Борются… борются наши и не наши. А мы видим здесь самых настоящих провокаторов! Считаю, что мы должны задержать их. А когда ситуация в столице стабилизируется, предъявить обвинение! Как честный гражданин, произвожу гражданский арест!
Сообразивший, что терять уже нечего, Леопольд Львович высунулся из-за кулис и заорал:
— Американских фильмов насмотрелся, придурок!
И началось.
Тощак четвертый, незапланированный
Ошейник
По центральной улице села Махаловка бежала труппа областного театра. Впереди мчался легконогий гимнаст Тибул. Он был в разноцветном трико, и остатки черного грима капали у него с лица, отмечая пройденный путь. Следом, обхватив животы, мчались Три Толстяка. Временами они выхватывали из-под камзолов тряпки и разбрасывали их по сторонам. К концу своего бега толстяки явно должны были сбросить вес. Лишь Второй Толстяк, беременная Танечка Добренко, несла свой живот бережно и аккуратно.
Тутти–Суок бежала быстро, как настоящий мальчишка. Ее путь отмечала лишь крепкая, недетская ругань. За ней следовал покряхтывающий при непривычной физической нагрузке Леопольд Львович. Его продвижение отмечалось лишь незримым падением репутации. Помреж Игорь Константинович даже в бегстве был элегантен и красив. Спасенная им кукла лежала у него на плече, тихонько выпуская из себя остатки воздуха. Воздух был теплым и в ночной осенней прохладе оставлял маленькие облачка пара.
Небольшая массовка — министры, гвардейцы и народ — бежала слитной и дружной толпой, помогая друг другу на ходу, размахивая фанерными винтовками и деревянными шпагами. Ее бегство не сопровождалось абсолютно ничем, как и положено массовке.
Замыкали труппу старик Семенов — Гаспар — и оружейник Просперо, он же Гоша Иванов. Старик Семенов бежал последним по причине возраста и утери очков. Гоша–Просперо прикрывал отход. К его рукам были по-прежнему прикреплены громоздкие пластмассовые цепи, и он размахивал ими вокруг себя, распугивая сельчан. Под удар никто еще не попал и в легкости цепей не убедился, так что моральные потери преследователи несли серьезные.
Когда одна из цепей оборвалась и со свистом унеслась в темноту, потерявший чувство пространства и времени Просперо выхватил из-за пояса бутафорский одноствольный пистолет и пальнул из него в толпу.
С махаловского милиционера сбило пулей фуражку. Милиционер выматерился и крикнул:
— Боевики вооружены, граждане! Призываю вас блокировать их отход!
После чего бросился в сторону сельсовета — видимо, за табельным пистолетом. Однако махалов-ские мужики, воодушевленные азартом, продолжали преследование. Просперо, отшвырнув дымящийся пистолет, заорал:
— К столовой, товарищи! Отступаем к столовой!
Его послушались. Даже Толстяки сменили направление и устремились к сельской столовой, где их пару часов назад кормили борщом и вареной картошкой. Вслед им неслись камни и оскорбления, но гвардейцы из массовки, чувствуя, что сходят с ума, дали несколько залпов из фанерных винтовок, распугав преследователей.
На столовской кухне тем временем происходил погром. Артисты под предводительством Тутти–Суок переворачивали вверх дном посуду, заглядывали в кастрюли и сковородки. Наконец, вычерпав из самой большой кастрюли остатки вчерашнего борща, Тибул обнаружил, что дна у кастрюли нет.
Первым в черную кишку подземного хода прыгнул отважный Просперо. За ним последовали Тибул и Тутти–Суок. Двух Толстяков пропихнули сквозь скользкую от томата и разваренной капусты кастрюлю верные гвардейцы. Потом опустили на связанных вместе фартуках Второго Толстяка, нежно придерживающего живот.
Последними в подземный ход спустились близоруко щурящийся доктор Гаспар и главреж с помрежем. Вокруг шеи Игоря Константиновича фривольным шарфиком была повязана сдувшаяся кукла. Впрочем, руки куклы еще сохранили остатки упругости и упрямо цеплялись за обрез кастрюли. С полузадохнувшегося помрежа сняли куклу и выбросили обратно, в кухню.
Там она и осталась дожидаться разгневанных махаловцев — среди рассыпанной пищи, дымящихся одноствольных пистолетов, выпавших из кармана Тибула листовок и прочей бутафории.
